| Это — фанфик. Он является собственностью автора. Редактировать эту страницу можно только с разрешения автора. |
Мой мир пуст. И в данном случае это не просто клишированная фраза или какая-нибудь рефлексия доморощенного неудачника. Это – факт. И уже не важно, что раньше было не так, что раньше миров было много, а мою жизнь можно было назвать жизнью. Ведь все закончилось в одно мгновение. Сначала этот чертов автобус – опять он, всюду он! – и толпа таких же, как я, весело улюлюкающих вокруг… А потом еще что-то, я даже и сам не знаю. Но какая уже, к черту, разница?! Ведь если человек умер, то сожалеть он будет о том, что не успел, что не сделал, что не сказал, а не о том, как именно окончился его земной путь. Но можно ли мое существование назвать тем, что бывает после смерти?..
В глаза ударили яркие лучи летнего солнца. Летнего – нет, ну кто бы мог подумать, какая неожиданность! Ведь вчера была зима… Или не вчера? В бардачке у водителя припрятана пачка сигарет и коробок спичек – я знаю. От глубокой затяжки закружилась голова, а противный привкус ментола сковал холодком мозг. «Космос», экспортный. Вот ведь умели тогда делать вещи на экспорт – не то что сейчас! Атомные реакторы, автоматы, сигареты и коммунизм. Много коммунизма – в коробках, ящиках, бандеролях, контейнерах, в трюмах сухогрузов, в грузовых отсеках самолетов, в вагонах поездов, даже в космических кораблях! Еще больше коммунизма – пигмеям Африки, индейцам Южной Америки, папуасам Новой Гвинеи… Ну и пингвинам в Антарктиду можно тоже закинуть посылочку. Тьфу, бред!
Докурив третью сигарету, я уставился на ворота и принялся ждать. Да мне даже часы не нужны – в голове работает безотказный внутренний хронометр. Вот сейчас, еще немного… Одна створка противно скрипнула и слегка приоткрылась, оттуда выглянула девочка в пионерской форме, осмотрелась по сторонам и заметила меня. Подойдя, она потянула носом тяжелый раскаленный воздух и как будто слегка удивилась, но тут же улыбнулась и заговорила:
Сл: Привет, ты, должно быть нове…
П: Да пошла ты на …!
Заорал я, встал и, игнорируя ее, направился в лагерь.
Когда-то это было смешно, потом – забавно, теперь же это просто привычка. Глупая такая, но навязчивая – как класть разные вещи в разные карманы. Вот я, например, не могу носить телефон в правом кармане, потому что… А черт его знает почему! Вот и тут так же – с утра обидел девочку, день начинается неплохо…
По дороге мне встретилась еще одна пионерка. Точнее, она попыталась ударить меня по спине, но я вовремя отскочил и посмотрел на нее так, что у нее внезапно, похоже, появились более серьезные дела.
Домик вожатой утопал в кусте сирени… Когда же он уже утонет наконец, мать его! Громкий хлопок двери отвлек хозяйку от чтения какой-то книжки. Нет, мне правда никогда не было интересно, что читает вожатая. Не раздеваясь, я плюхнулся на кровать, а ноги в зимних ботинках закинул на спинку.
ОД: Ты что себе позволяешь?! И кто ты вообще такой?!
Искренне возмутилась вожатая.
П: Закрой рот, женщина.
Лениво бросил я.
Она остолбенела, не в силах вымолвить и слова. Так всегда бывает – каждый чертов раз.
П: Вот скажи мне лучше – почему ты до сих пор себе мужика не нашла? Тебе сколько – двадцать пять?
На секунду наступило молчание.
П: Не знаешь? А я тебе скажу – да кому ты такая вообще сдалась?!
Домик вожатой огласился моим лошадиным ржанием. Я пару раз пытался найти, откуда играет обеденная музыка, чтобы вместо нее из динамиков по всему лагерю запустить что-нибудь более или менее ободряющее. Но не нашел – похоже, это ангельское пение не нуждается в проигрывателе, проводах или электроэнергии. Ну и черт с ним… Сейчас бы я, например, не отказался, чтобы весь этот «Совенок» услышал мой смех, услышал, как я смеюсь… смеюсь… Но только вот над кем? Но ведь не над собой, нет – я просто смеюсь, потому что смех – это отличная защитная реакция, а также способ развеять скуку. Минута смеха прибавляет там сколько? Пять минут жизни? Ну мне-то ни к чему – я де-факто бессмертен, осталось только нотариально засвидетельствовать.
ОД: Как ты разговариваешь со старшими?!
П: Оленька, дорогая, ну смени пластинку уже, а? Ей-богу, надоело одно и то же из раз в раз слушать! Давай попробуем вот так: «Привет, как у тебя дела?» Видишь, просто же? Давай, теперь ты!
ОД: Что?..
П: Не {i}что{/i}, а «Привет, как у тебя дела?»
П: А я тебе отвечу: «Спасибо, плохо, как всегда». А может, даже добавляю: «Вашими молитвами!»
ОД: Убирайся отсюда! Я сейчас милицию вызову!
П: Как? По голубиной почте? Телефон же не работает.
ОД: Да, но… я…
Замялась вожатая.
П: Хотя…
Я полез в карман – в левый, – достал мобильник и кинул ей.
П: Попробуй вот.
Вожатая поймала телефон, он несколько раз подпрыгнул у нее в руках, но ей все-таки удалось крепко его схватить.
ОД: Что… это?
П: Телефон.
Коротко ответил я и закрыл глаза.
П: Знаешь, такой: «Зазвонил телефон, кто говорит? Слон».
ОД: Ты что, больной?
Вожатая наконец, похоже, начала приходить в себя.
П: А ты?
ОД: Я не знаю, что здесь проис…
П: Ты смотрела когда-нибудь фильм «День сурка»? Не смотрела. Ну и ладно. Если бы у вас в библиотеке были бы книги по психиатрии, на твой вопрос о моем психическом состоянии я бы смог ответить с большей уверенностью. Поэтому сейчас готов сказать лишь как дилетант – да, Оленька, я больной!
И опять громкий, дьявольский смех.
П: Но не тобою.
Добавил я, открыв один глаз.
В дверь робко постучали, затем она открылась и на пороге появилась пионерка…
П: Ух ты ж, твою мать!
Наигранно вскочил я с кровати.
П: А тесак где, дома забыла?
Пионерка непонимающе посмотрела на вожатую.
ОД: Это…
Начала она, вздохнула и тяжело опустилась на кровать напротив. На самом деле я знал, что вожатая меня не боится – у нее просто в программу такое не заложено. Она может возмущаться – это да, сколько угодно; имитировать испуг – всенепременно! Но пройдет пара минут, и она самоустранится, оставив меня в покое. Тоже мне… Вот я бы на ее месте!..
Л: Я, наверное, не вовремя…
Робко пролепетала пионерка, потупив взгляд и собираясь уходить.
П: Да ты не стесняйся!
Радушно воскликнул я, жестом показывая на место рядом с собой.
П: Ты присаживайся, чувствуй себя как дома!
Л: Нет, я…
П: Присаживайся, кому сказано!
Рявкнул я.
Вот эта девочка точно умеет сыграть и настоящий испуг, и страх, и даже ужас. Она медленно подошла и села на мою кровать, вжавшись в спинку.
П: Ну, что хорошего расскажешь?..
…
Меня, как и всякого порядочного ребенка, родители с детства учили, что не надо открывать дверь посторонним людям. Также не стоит идти непонятно куда, когда тебя зовет непонятно кто. Но то – в детстве…
Казалось, что прошла уже целая жизнь, и я успел состариться, если не физически, то духовно. И забыл, что такое зима, снег, холод, вечерняя темнота, пронизывающий до костей ветер и вечная слякоть. Так и город, не останавливающийся ни на минуту, вечно куда-то бегущий и коптящий грязное небо и людей рядами прогнивших дымоходов и автомобильных труб, остался где-то в прошлом, словно на выцветших страницах старого фотоальбома, за ненадобностью заброшенного в пыльный чулан.
Ж: Эй!
Голос сидящей рядом девочки несколько отвлек меня от всех этих мыслей.
Ж: Опять думаешь об {i}этом{/i}?
С: О чем?
Она говорила беззлобно, и я переспросил скорее просто для порядка – ответ был и так известен.
Ж: Ты знаешь.
Мы сидели на крыше библиотеки, свесив ноги вниз. Женя немного откинулась назад, ее волосы красиво развевались на ветру. В глаза нам било яркое солнце, заставляя жмуриться, но оно не было ослепляющим – скорее бархатно-теплым, словно обволакивало всего тебя приятным жаром летнего дня.
С: Нет…{w] То есть я не знаю. Наверное. Последнее время не всегда получается понять, о чем думаешь.
Я замолчал на мгновение и посмотрел на Женю. Она выглядела так, как будто ее не интересует не только наш разговор, но и вообще все происходящее вокруг.
С: Короче, ты меня понимаешь! Зачем вообще спрашивать?
Ж: Потому что человек – существо социальное, ему положено общаться с себе подобными.
Она еле заметно усмехнулась.
С: Ну да, кто бы говорил!
Ж: А я что? У меня, в отличие от некоторых, есть в этом лагере вполне конкретные обязанности!
С: Ну да, обязанности…
Я прикрыл глаза ладонью и откинулся на спину.
С: Нет, ты сама себе слышишь? Обязанности у нее!
Ж: Эй!
Грозно сказала Женя и больно ткнула меня в живот.
С: Ох.
Скорее наигранно застонал я и бросил в ее сторону гневный взгляд.
С: А если бы я упал? Разбился? А? Тут даже жизнь застраховать негде!
Ж: Ну да, и страховку выплачивать потом тоже будет некому.
С: Ну как некому…
Я почесал затылок, глупо ухмыльнулся и сказал:
С: А тебе?
Ж: Мне…
Женя задумалась.
Ж: Ну, допустим, но не думаю, что в столовой принимают доллары, евро, кредитные карты или на худой конец российские рубли.
С: Проси выплат в золоте!
Ж: В золоте ему!
Она навалилась на меня, и попыталась то ли защекотать, то ли задавить, то ли побить, то ли все вместе.
…
Я вышел из домика вожатой посмеиваясь. Вряд ли стоило чего-то ждать от разговора с этой пионеркой. Я и не ждал, зачем? Ведь все уже давно известно – эту пьесу мне по силам сыграть самостоятельно, как в убогом театре одного актера. Какая ирония – пьеса одного актера в театре одного зрителя в городе одного жителя в мире одного человека во вселенной одного живого существа? Или «живого» – в кавычках? Или, может, {i}живого{/I} – курсивом? Какой некролог вам больше нравится? С виньетками или без? С буквицей или без? Какой шрифт желаете? Бумага матовая или глянцевая? Тьфу, опять!..
По дороге вприпрыжку скакала веселая девочка. Может быть, в этот раз начать с нее? Помню, в столовой есть отличные крюки для мяса… Или нет?..
У: А ты кто?
Выпалила она, поравнявшись со мной.
П: Я – ужас, летящий на крыльях ночи! Бу!
Я демонстративно развел руки в стороны и навис над ней.
У: И совсем не страшно.
П: Не страшно? Ну это пока…
Ухмыльнулся я и направился дальше.
У: Эй!
Кричала она мне вслед.
У: Подожди.
Девочка догнала меня и схватила за руку.
П: Не трогай!
Брезгливо заорал я и с силой одернул руку так, что юная пионерка слетела с дорожки и упала в кусты.
У: Ай, больно же!
Заплакала она.
Странно. Вот сейчас – правда странно. Кажется, такого раньше не было. Конечно, все это повторялось уже столько раз, что и не сосчитать, но я этого не помню. И ведь дело даже не в самом факте того, что девочка улетела в кусты, а в том, что здесь не должно быть {b}ничего{/b} нового! Даже такое малозначительное, казалось бы, событие может значить больше, чем все предыдущие {i}разы{/i}! Чем первый {i}раз{/i}!
Девочка продолжала плакать и смотрела на меня глазами, полными гнева и обиды.
У: Это ты! Это все ты!
П: Да ладно, чего ревешь…
Я неуверенно подошел к ней и подал руку. Девочка на секунду сделала недоуменное лицо, но затем схватилась за меня и рывком поднялась на ноги.
У: Стыдно небось стало? А вот то-то и оно – маленьких обижать нельзя!
П: Стыдно?
Переспросил я, мыслями находясь далеко от этого места.
П: Перед кем? Перед тобой? С какой стати?
У: А должно быть!
Насупилась она и побежала в сторону домика вожатой. Может быть, жаловаться – я не знал. Действительно не знал! Впервые за долгое, очень долгое время произошло что-то подобное! Еще пару минут назад я мог с уверенностью сказать, чем занят каждый пионер в данный конкретный момент. А что теперь? Тьфу!..
…
За обедом ко мне подошла вожатая.
ОД: Неудобно получилось…
Начала она, собравшись с мыслями.
ОД: Мне твои родители позвонили и…
ОД: Но ты бы мог вести себя поприличнее! Представиться для начала хотя бы!
Переменившись в лице, продолжила она.
ОД: Но ничего, мы сделаем из тебя образцового пионера.
Раньше я бы ей в подробностях рассказал и о пионерах, и об образцовости, но сейчас просто не было никакого желания говорить – ни с ней, ни с кем бы то ни было еще.
ОД: Ну да ладно. Для начала тебе надо познакомиться со всеми.
Вожатая подозвала кого-то жестом, и к столу подошли две девочки.
ОД: Ну, приятного вам аппетита, а у меня еще дела.
Неуверенно сказала она и оставила пионерок наедине со мной.
М: Привет, а ты новенький, да? Любишь музыку? Вступай к нам в музыкальный кружок! Я там, правда, пока одна, но с тобой нас будет двое, весело, как думаешь?
Я не смотрел на нее и продолжал сосредоточенно есть.
Ж: Да отстань от него – не видишь, он больной какой-то.
Если первая девочка была просто туповата, то вторую я бы сравнил с той угрюмой кошкой из интернета. А что если?.. Ведь я раньше никогда такого не делал – просто в голову не приходило.
Я молча встал, взял стакан с компотом и вылил его второй пионерке на голову.
П: Приятного аппетита.
Каменным голосом подытожил я этот акт вандализма и направился к выходу из столовой.
Девочка кричала, даже визжала, но не пыталась меня остановить. Сейчас больше всего хотелось оказаться в другом месте – посмотреть на мир со стороны, понаблюдать за страданиями других с высоты своего опыта. Но тех мест больше нет, уже давно нет…
В дверях я столкнулся с той, первой, девочкой, встретившей меня у ворот, попытался обойти ее, но… Получил хлесткую пощечину. Рука в долю секунду сжалась в кулак, ногти до крови впились в ладонь, кожа на костяшках натянулась буквально до разрыва… Я уже намеревался отправить эту тварь в нокаут… Может быть, мне не хватило доли секунды – между нами словно из-под земли выросла та маленькая пионерка, которую я кинул в кусты, и развела руки в стороны, своим маленьким тельцем защищая подругу. И на этом все кончилось…
Я безвольно разжал руку, опустил голову, протиснулся между ними и вышел из столовой.
Неужели они были сильнее меня? Почему вообще такое произошло? Ведь раньше я бы… Да почему «бы» – ведь столько всего было. Что там – ударить девочку! Я делал вещи и похуже. Похоже, этот мир изменился, а я просто не был к этому готов!
…
Колечки сигаретного дыма медленно летели в сторону Генды. Пачка уже почти опустела, а больше курево здесь достать негде – придется ждать еще неделю… Конечно, можно сходить в медпункт, взять бутылку водки и напиться – только что это изменит? Такие простые раньше и такие сложные сейчас вещи… Тьфу, неужели я уже начал рассуждать как тот чертов неудачник?! Да никогда!
А: А еще не найдется?
Ко мне подсела очередная пионерка.
П: Чего?
Непонимающе спросил я.
Она показала на сигарету.
П: Курить – здоровью вредить!
А: Кто бы говорил.
Усмехнулась она.
П: А у меня оно резиновое. Хочешь проверить?
А: Не надо, верю.
Я протянул ей сигарету и дал прикурить.
А: А круто ты сегодня… ну…
Закашлявшись, сказала она.
А: И вожатую в ее домике – я слышала. И на обеде.
Вот еще мне не хватало похвалы от нее. Или может быть?..
П: Слушай…
Улыбнувшись одной из своих заученных улыбок, начал я.
П: А не хочешь заодно и обмыть знакомство, так сказать?
А: А у тебя есть?
Сверкнула глазами она.
П: Для хорошего человека – всегда найдется!
…
Впрочем, начиналось все, как в плохом романе, печатающемся по главам в бульварной газетенке, совсем не так. И ведь не окажись я здесь, все могло бы сложиться по-другому. Воспоминания слились в сплошное марево красно-оранжевого оттенка, как дорога из желтого кирпича, ведущая в Изумрудный город. Только вот впереди не было никакого города. Как не было его и позади, сбоку, сверху или снизу. Бесконечная дорога, без цели и смысла. Ведь тогда {i}он{/i} действительно говорил о чем-то подобном, пытался предупредить – я не слушал и в итоге единственный из всех застрял в этой чертовой ленте Мебиуса. Ответ сидел рядом и недовольно хмурился.
Ж: Эй!
С: Ладно, что такого-то? Уже и подумать нельзя!
Ж: Мысли должны приводить к какому-то результату, а у тебя что?
С: А у меня что?
Ж: Отсутствие результата!
С: Отсутствие результата – тоже результат!
Женя больно ущипнула меня за плечо и отодвинулась на метр.
…
А потом появилась она. Нет, Женя… Жени всегда были в «Совёнке», но мою Женю я увидел тогда впервые. Может быть, я плохо помню то, что было до и что было после, но те несколько дней останутся у меня в памяти навсегда!
…
Я уже четко осознал, что это не мой застывший мир, понимал, что спустя бесконечность времени мне вновь, как когда-то, удалось провалиться в другой. Удалось случайно – словно пересеклись на миг орбиты двух далеких планет, а у меня было всего мгновение. Опоздай я на секунду – и они разлетелись бы навсегда, с бешеной скоростью удаляясь друг от друга. Этот мир так же одинок и пуст, как и предыдущий. Но главное в нем – что он не такой, он новый! И здесь есть вещи, которые я не знаю. О, это действительно важно, для меня это так важно! Например, Женя, сидящая не в библиотеке, а на крыльце столовой. После всего случившегося я просто был не способен на сарказм.
П: Привет.
Сказал я, подойдя поближе, но все же остановившись на безопасном расстоянии. Женя подняла на меня глаза, по ее лицу было видно, что она не ожидала здесь кого-то встретить.
Ж: Привет…
Да и голос ее звучал не как обычно – уж интонации нашей библиотекарши я бы ни с кем не спутал!
С: Решила на обед пораньше?
Ж: Нет… Не знаю… А во сколько обед?
Скороговоркой ответила она.
С: Как это «во сколько обед»?
Ее ответ поверг меня в ступор, и я расплылся в глупой улыбке, но по всему телу пробежал холодок.
Ж: А, нет, извини, я знаю, конечно, во сколько обед, просто… ну…
Женя окончательно запуталась и уставилась себе под ноги. Казалось, что ей сейчас меньше всего хотелось находиться здесь, но уйти не хватало решимости. По крайней мере так показалось мне.
П: С тобой все в порядке?
Задал я самый глупый вопрос, который только можно было задать в такой ситуации. И что только ожидал услышать в ответ?
Ж: Да, спасибо.
С: За что?
Ж: Не знаю.
На ее лице промелькнули нотки недовольства, но тут же исчезли, и Женя медленно встала.
Ж: Я пойду.
С: Подожди, но ты же на обед собиралась…
Ж: Попозже приду, у меня еще дела.
С: Ладно…
Я не стал ее останавливать, но решил проследить. Бог знает, как давно со мной не случалось ничего подобного! Может быть, только в первые разы…
Женя вышла на площадь и быстро направилась в сторону библиотеки. Всю дорогу она не оборачивалась, поэтому мне даже не приходилось особо скрываться.
Когда за ней захлопнулась дверь, я застыл в нерешительности. А что дальше? Постучаться и зайти? Но что ей сказать? Тут не надо быть детективом, чтобы понять, что я за ней следил.
Из раздумий меня вывел Электроник, возникший передо мной словно из-под земли.
Э: Что, с обходным пришел?
П: А? Да, вот решил зайти в библиотеку.
Э: Понятно, не буду тебя отвлекать.
Сказал он и уже собирался уходить.
П: Подожди.{w} А тебе не показалось, что Женя последнее время ну… несколько странно себя ведет, что ли?
Электроник внимательно, даже оценивающе, посмотрел на меня и нахмурил брови.
Э: А что такое?
С: Нет, ничего…
Я понял, что оправдываюсь, и тут же ощутил мерзкое чувство собственной ничтожности – с какой стати мне перед ним оправдываться!
П: Просто спрашиваю! Что, спросить нельзя?!
Э: Да нет, я просто…
Испуганно ответил он.
Э: Может быть, действительно немного странно. Пожалуй, что-то такое я замечал последние пару дней.
П: Вот как? И в чем это проявлялось?
Э: Не знаю, просто она обычно более уверена в себе, что ли. Думаешь, нам стоит с ней поговорить?
Я уже было хотел ответить «тебе-то точно не стоит», но сдержался.
П: Ладно, забудь. Может, настроение такое.
Э: Какое?
П: Никакое! Такое – догадайся, ты же у нас будущий ученый!
Резко ответил я.
Электроник на секунду задумался – словно о судьбах мира, – а затем понимающе кивнул.
Э: Ладно.
Я слегка развел руками в стороны и наклонил голову, показывая, что, если у него ко мне больше нет дел, то стоит вернуться к постройке роботов и стоит это сделать по возможности скорее. Конечно, он был несколько медленноват, но сейчас понял меня с первого раза.
Когда Электроник ушел, я сел, прислонившись спиной к дереву рядом с библиотекой, так, чтобы меня не было видно из окон, и задумался. Точнее, я попытался задуматься, потому что для какого-то внятного мыслительного процесса катастрофически не хватало фактов. Когда обои в вашей комнате из белых превращаются в черные, можно удивиться, испугаться, предположить, что их перекрасили без вашего ведома, разозлиться на тех, кто это сделал… Но все это – эмоции. Фактом в данной ситуации послужила бы записка, лежащая на столе и сообщающая что-то вроде «дорогой, я подумала, что к вечности лучше подготовиться заранее, поэтому сменила тон интерьера на более подходящий». А что я имел на руках в тот момент: огромное количество однообразных витков – позади, странное поведение библиотекарши – сейчас и неизвестность – впереди. Не больно-то большая база для построения каких-либо теорий. О, а уж в теориях я был мастер! Впрочем, все это осталось в прошлом, потому что с какого-то момента стало уже абсолютно все равно, почему мне суждено провести вечность именно в этом лагере.
Тьфу, опять! И что бы я там ни решил, все это – не я! Я так не думаю и, наверное, никогда не думал. Словно кто-то вложил мне в голову чужие мысли. Попав в чужой мир, я перестал быть собой?
Трава предательски шуршала под ногами, выдавая мое присутствие – я пробирался к окнам библиотеки, намереваясь посмотреть, что творится внутри. Женя сидела за столом, уставившись куда-то перед собой. Даже без книги – пронеслось в голове. Она выглядела растерянно, возможно обреченно, как человек, которому сообщили, что жить ему осталось несколько часов. Вот бы ей сказать, что все в порядке и через пять дней все повторится опять, а потом опять… Но ведь она все забудет, так что зачем?
Прошло, наверное, минут десять, а Женя не сдвинулась с места, иногда мне даже казалось, что она не дышит. Вот теперь я уже точно начал понимать, что это не просто странно, это – {i}оно{/i}! То, что закинуло меня в этот новый мир! Предстояло только решить, с какой стороны лучше подойти к этому. Можно попробовать спросить в лоб, рассказать свою историю…
ОД: А, вот ты где!
Позади меня стояла вожатая. Я резко обернулся и раздраженно сказал:
П: Тебе чего?
Как обычно, как привык.
ОД: Что ты тут высматриваешь? Забыл, что в библиотеке тебе тоже надо подпись поставить?
Вожатая, казалось, не обратила внимания на мои слова и тон. Не как обычно, а как когда-то давно. С воспоминаниями о моем попадании в этот лагерь вернулись и давно забытые образы местных обитателей – которых я тогда еще считал людьми, а не просто декорациями.
П: Да вот, понимаете…
ОД: Ничего и знать не хочу – чтобы до ужина все подписал!
П: Конечно, я вот как раз собирался зайти…
ОД: Ну так и иди!
Ольга Дмитриевна проводила меня взглядом до двери, так что выбирать, что делать дальше, и не пришлось – {i}помогла{/i} вожатая.
В библиотеке пахло книжной пылью, старой советской мебелью и немного – сыростью. Женя сидела, не обращая на меня никакого внимания, и только когда я закрыл за собой дверь, словно бы пришла в себя.
П: Привет еще раз.
Неуверенно начал я. В конце концов, после стольких повторений одного и того же для чего-то нового мне требовалась куда более серьезная подготовка. Которую мне любезно сорвала вожатая! Задушить бы ее панамкой, как обычно!
Женя не отвечала, но смотрела на меня с опаской.
П: А я тут обходной пришел подписать…
Ж: Хорошо, давай.
Безэмоционально ответила она.
Я начал рыться в карманах и тут понял… Нет, точно со мной творится что-то не то! За столько времени я бы уже должен был привыкнуть ко всему, а веду себя как первоклассник! Точнее, как {i}первосменник{/i} – в терминах этого мира.
П: Кажется, потерял…
Сказал я, для вида сделав расстроенное лицо.
Ж: Ладно.
Все так же сухо ответила она.
Я застыл в некоей суперпозиции – если сейчас развернусь и уйду, то… То что? Но в тот момент непонятно откуда взялась решимость.
П: Можно тебе вопрос задать?
Ж: Какой?
И ведь действительно – какой? «Тебе не кажется, что в столовой последнее время недосаливают еду?», «Ночи нынче какие-то холодные, не находишь?», «А кстати, ты в курсе, что я пришелец из будущего?»…
П: Ты какая-то не такая сегодня.
На лице Жени промелькнула заинтересованность.
Ж: Но мы с тобой не знакомы.
П: Да, конечно, просто… Я тебя вчера видел и подумал…
Я завирался все больше. Неспособность сказать правду все дальше вгоняла меня в аутизм и все больше сокращала словарный запас.
Ж: Я тоже видела, как ты вчера бегал по лагерю, но мы ведь не знакомы.
П: Нет, не знакомы, но мне… Славя про тебя рассказывала, да! Вы же с ней соседки?
Ж: И что она рассказывала?
Понемногу Женя начала выходить из своего созерцательного состояния.
П: Ничего.
Я обреченно вздохнул и тяжело опустился на стул рядом с дверью. За окном мерно распевали свои песни разноголосые птицы, стрекотали сверчки, где-то лилась вода, а издалека доносился задорный детский смех. Но это все было там – за стенами библиотеки, внутри который нас было только двое, я и Женя – точнее, та девочка, которая выглядела как Женя. Страха не было, скорее – удивление.
П: Давай предположим, что я – это не я.
Ж: А кто ты?
Мне на секунду даже стало обидно, что она не знает, кто такой я. Ну как же, я! А, это тот я, тот самый? Да-да, вот этот парень! О моих подвигах слагали легенды пионеры многих миров! Но именно этой конкретной Жене в этом конкретном мире было, похоже, совершенно все равно, кто я и что я здесь делаю, а наш разговор, который уже, кажется, начинал ее интересовать, вновь превратился в бесполезную болтовню.
П: А на кого похож?
Женя окинула меня беглым взглядом.
Ж: На пионера?
П: Ну да, чего, собственно, ждал…
Пробурчал я себе под нос.
Ж: Что?
П: Просто я похож на себя, а вот ты – нет.
Началось финальное наступление.
Ж: В каком смысле?
Удивилась она.
П: В том смысле, что ты не Женя! Нет, то есть ты не местная библиотекарша!
Ж: А кто я?
П: Не знаю, поэтому и спрашиваю.
Ж: Если это опять какая-то шутка…
П: Шутка?
Ж: Ну ты же знаешь, все уже знают…
Она смутилась и покраснела.
П: Нет, не знаю.
Ж: С кнопкой на стуле… Я отошла за книгой, а пока искала, Алиса…
Женя уставилось в пол, а я заметил, что у нее на глаза навернулись слезы.
П: Нет, я про такое не слышал.
Хотя, если подумать, то что-то подобное было в прошлые разы – Алиса решила прикольнуться. Просто тогда я не обратил на это совершенно никакого внимания. Да и Женя отреагировала, кажется, по-другому.
Алиса…
…
А: Отстань от меня!
Еле ворочая языком, мямлила пионерка, застегивая рубашку.
Кружок кибернетики купался в ярком лунном свете, на столе валялась пустая бутылка, вокруг которой аккуратным круглом пятном разлилось небольшое водочное озеро. Щека слегка горела, а голова кружилась так сильно, что уже и не понять, от чего именно – но вряд ли только от алкоголя.
А: Если ты подумал, что я такая, то хрен тебе!
Пальцы не слушались пионерку, пуговица скакала туда-сюда, но никак не хотела вставать на положенное место.
П: Дааа?
Я вышел из себя, схватил пионерку за руки, прижал спиной к столу и зубами разорвал ее рубашку.
П: А какая? А, какая, я тебя спрашиваю? Это не риторический вопрос – отвечай!
Я не хотел ничего менять, меня все устраивало! Я жил привычной жизнью в привычном мире, делал, что хотел! На черта мне сдалась это новизна?!
А: Ты же хочешь, я знаю! Пойти хлестать водку с незнакомым человеком после пяти минут знакомства! Не такая она! В гробу я вас всех видал! Верните все как было!
Я терял контроль над собой, над ситуацией, над миром, наконец…
А: Отпусти, мне больно!
Кричала девочка.
Но я крепко держал ее и через минуту она обмякла и закрыла глаза, из которых изредка капали горячие соленые слезы.
П: Вот видишь, так гораздо лучше.
Я грубо лапал ее везде, при этом часто и громко дыша.
П: Потому что ты – моя! Вы все тут – мои! Весь этот мир – мой!
Но девочка не сопротивлялась, и мне вдруг стало не интересно, даже противно.
П: Да и не нужна ты мне – тут есть и получше!
Я отпустил ее и обессиленно сполз на пол. Пионерка же не сдвинулась с места, лишь продолжая тихо всхлипывать.
П: Да я могу тут любую! Слышишь, любую! А потом возьму топор для разделки мяса и… Думаешь, я не делал этого раньше?
Кричал я.
П: Думаете, думаете, вы можете мне указывать?! Этой мой мир, слышите, мой! Да вас вообще не существует всех! Я разговариваю сам с собой!
П: Хватит ныть!
Я окончательно вышел из себя, вскочил и навалился на пионерку всем телом. Кажется, она уже была близка к обмороку. Я наклонился и прошептал ей на ухо:
П: А знаешь, что я с тобой делал? Столько раз… Хочешь послушать? Нет, ты уж послушай, я расскажу!
Внезапно у меня начался приступ паники. Прошло бесконечно много времени, но каждую секунду я «жил», осознавал себя как личность, управлял ситуацией, этим – а раньше еще и многими другими – миром. И впервые появилось чувство, что я исчезаю, пройдет мгновение – и меня не станет! Как это так – ведь это Я, разве вы не видите? Разве вы не помните?..
А: Ты тряпка…
Словно из другого мира донесся шепот девочки.
А: Жалкая тряпка, ничтожество. Мне бы было тебя жаль, но нельзя жалеть пустое место.
Я в ужасе отскочил от нее.
На лице пионерки застыла гримаса презрения, слезы исчезли, словно их и не было. Она встала со стола, сделала пару шагов в мою сторону и остановилась.
…
Ж: И зачем ты мне все это рассказываешь?
Лениво спросила Женя, перелистнув страницу.
По воде бежала мелкая рябь, над нами тихо колыхались листья березы, сквозь которые били яркие лучи томящего полуденного солнца. В роще громко пели птицы, а у меня по ногам деловито прыгали букашки, скрываясь в высокой траве.
П: А зачем ты читаешь эту книгу? Только не говори мне, что уже не читала ее!
Ж: Нравится. Тебе вот нравится рассказывать, а мне нравится читать.
На другом берегу, на пляже, резвились пионеры, Ольга Дмитриевна бегала за Ульянкой, а на середине реки я разглядел золотистую голову Слави. Неужели она плывет сюда?
Ж: Ну и?
П: Что?
Ж: Что было дальше?
П: Так тебе же не интересно.
Ж: Зато тебе интересно.
Женя улыбнулась.
…
Она плюнула мне в лицо и вышла на улицу, громко хлопнув дверью. А я остался стоять. Что, вот он – конец? Когда-то я ждал этого, может быть даже с нетерпением. Но это было давно, так давно, что уже и не помню… А что теперь? Эти куклы, бездушные куклы разрушили мой мир, который я строил так долго?.. Вот так просто – всего за один день?..
Я провел рукой по щеке – на пальцах осталось что-то мокрое.
Пионеры издеваются над Семеном, травят за Алису.
Описать, как Женя впервые осознала себя в лагере.
Когда уезжают, Женя, посмеиваясь, говорите ему – да, ты, наверное, действительно плохой человек.
Семен говорит пионеру, что ничего нового, собственно, и не произошло – он просто сходит с ума.
Семен рассказывает про лимб и персональный ад.
Пионер испытывает нежность к Жене, давно забытые эмоции.